Калининградский филиал РУК
Залыгалин В.П.

Татьяна Филипповна Унишкова (девичья – Брылёва) родилась 27 января 1921 года седьмой по счёту дочерью в семье Брылёвых, которые жили до войны в деревне Сутолка Орловской области. Деревня находилась в примерно 300 метрах от дубового леса, который был для многих кормильцем. Название деревни было связано с бестолковым расположением 29-ти деревянных домов, которые стояли в два ряда по обе стороны единственной улицы. Дома были окружены забором и около них были выкопаны глубокие колодцы. Сельсовет находился в Балащовке.



Унишковы: Татьяна Филипповна и л-т Пётр Иванович. 1955 г.

Мать Брылёва Прасковья Елизаровна была глубоко верующей женщиной, часто ходила в церковь, соблюдала и чтила церковные праздники. Седьмую дочь она крестила в Татьянин день и с этим днём связано имя седьмой дочери. Отца звали Филиппом Дмитриевичем. В дружной семье Брылёвых, жившей в большом одноэтажном деревянном доме, было семь дочерей и один сын Анатолий, родившийся в 1930 году. Старшая дочь Екатерина к началу войны имела уже трёх детей. Других дочерей в семье Брылёвых звали Анна, две Веры, Марина, Елена и Татьяна. Вера-1 и Вера-2 родились в один и тот же день, но в разные годы, разница их составляла два года; обе погибли в один день, попав под колеса поезда. Одноэтажный деревянный дом Брылевых имел сени, несколько комнат, среди которых одна была самая большая; в углу которой всегда находились иконы.
Татьяна окончила до войны педагогический техникум (г. Новосиль, то в 15 км от д. Сутолки) по специальности «Русский язык и литература». В 1940 году работала в одной из Иркутских школ (станция Половина), где обучала «четвероклашек» письму и чтению. 15.06.1941 года она приехала в отпуск к родителям в село Сутолка, а через неделю началась война. На войну ушли два двоюродных брата Татьяны Брылевой. Немцы рвались к Москве. При отступлении Красной Армии отец Брылёв Филипп Дмитриевич говорил красноармейцам: «Ну, что же вы уходите, нас бросаете?». Они отвечали ему: «Мы ещё вернёмся!». В сентябре 1941 ода немцы дошли до села Сутолка и без боя заняли его.
«Долго, больше недели, в деревне Сутолки стояла гробовая тишина. Я уже сходила в райпо. – вспоминает Татьяна Филипповна. – Потом вернулась домой. А потом появились немцы. Они шли сплошным потоком, заходили в дома и всё, что им было нужно, забирали: зерно, картофель, кур, овец… Мы сидели тихо в углу дома, не ведая, что с нами будет. Как-то отец вышел во двор, а потом вернулся и сообщил: «Ну что, мать, вот и корову забрали. Хорошо, что я заранее закопал мешок ржи». Примерно две недели жители поселка находились в состоянии страха. Потом наши войска начали наступать: снаряды падали в огороды, возле домов, некоторые снаряды попадали в дома и те загорались. Их наступление не увенчалось успехом. Мы сидели в углу комнаты, не зная, что нас ожидает. Немцы зашли в дом. Старший среди них сказал: «Weg!, с нем. Прочь!». Мы вышли из дома и поселились у соседей в их подвале».
Семью Брылёвых немцы выгнали из дома, и они поселились в подвале у соседки, где уже было две семьи. В подвале русские семьи жили впроголодь от начала октября 1941 года до Рождества 1942 года. Немцы разрешали одной женщине один раз в день заходить в дом и варить в чугунке картофель. Чугунок варили, обычно, на всех. Ели по две картошки в день на человека. По ночам ходили в поле и выкапывали оставшийся в земле, но сильно подмороженный картофель. Он был сладким на вкус, но другой пищи у них не было. «Мы были, как зомби, - вспоминает Татьяна Филипповна. - После Рождества вечером нас выгнали из подвала и поставили в колонну, в которой я увидела многих жильцов д. Сутолки».
Когда немцы оккупировали деревню Сутолки, местный страроста стал им прислуживать, выполняя их приказ: «Собирать для немецких солдат в русских домах тёплые вещи: рукавицы, носки, валенки». C ним сожительствовала сильно верующая селянка, которая ходила со старостой по домам и насильно забирали золотые и серебряные вещи: кольца, серёжки… Когда немцы стали отступать, староста с сожительницей убежали вместе с ними. Но через некоторое время эта женщина вернулась в деревню и за пособничество оккупантам была расстреляна…
В январе 1942 года немцы согнали всех жителей в колонну и погнали их из с. Сутолка в деревню Красное, располагавшуюся в 25 км. В колонне сельчан была и семья Брылёвых: отец, мать, дочь Екатерина с тремя детьми, 20-летняя дочь Татьяна и 11-летний сын Анатолий. «Помню, как всю ночь немцы конвоировали нас в 40-градусный мороз в тыл, дальше от фронта. Всю дорогу шли пешком», – вспоминает Татьяна Филипповна. Рядом с семьёй Брылёвых шла семья из 5-ти человек. Старшие сыновья несли на руках младших. Руки их матери были заняты вещами. Мороз доходил до – 42˚ С. Навстречу, к фронту, двигалась немецкая часть. Немцы, увидев конвоированные русские семьи, подходили к колонне и, увидев на чьих-то ногах подходящие по размеру валенки, выводили людей из колонны и отнимали их. Так, одного мужчину немец вывел из колонны и заставил тут же снять валенки. Надев чужие валенки, немец тут же расстрелял мужчину на глазах русской колонны.
«Наша семья валенки замаскировала: надела на ступни валенок лапти, а голени валенок обвязала тряпками. Поэтому немцы-мародёры и не заметили их. Это спасло нам жизнь. – вспоминает Татьяна Филипповна. Рядом от нас шла с мамой девочка, которая всё время пути говорила: «Мама, я спать хочу…». От ранее увиденного (расстрелян муж), обезумевшая женщина положила своего ребёнка на копну сена и пошла.. Потом ребёнка кто-то взял на руки и понёс…Впереди нас еле-еле передвигалась другая семья из четырёх человек. Мать несла на руках годовалого ребёнка. Бабушка за одну руку вела 4-летнего мальчика Васю, а в другой руке она несла мешочек с пелёнками. Мальчик был одет довольно тепло: в курточке, валеночках, шапочке и рукавицах. Его мама Надя несла 8-летнюю больную девочку. Это она во время жизни в подвале д. Сутолки один раз в день с разрешения немца заходила в дом и варила на всех картошку. Её мальчик Вася во время движения в колонне не раз повторял одну и ту же фразу: «Тётеньки, пожалуйста, кто бы понёс меня, хоть немножко?.. Хоть бы меня чуточки понесли!». Вскоре колонна дошла до села Красное. Мать уложила с трудом дошедшего мальчика отдыхать. Он заснул крепким сном…, но не проснулся: мальчик умер… По прибытии колонны пленных людей в пос. Красное, немцы их расселили по домам, где они жили с января по март 1942 года.
В марте 1942 года жителей пос. Красное выгнали из домов и погнали на вокзал, находившийся в 8-10 км, посадили в товарные вагоны и отправили в Германию. Они ехали почти неделю. На каждой большой станции поезд останавливался. В вагоне, где ехала семья Брылёвых, состоявшая из восьми человек, был молодой парень-весельчак из соседней деревни. Звали его Василий. Он имел особый дар – не унывать. Как только останавливался поезд, все ждали, что их покормят. Однако прошло трое суток, а их не кормили. При каждой остановке поезда Василий, как и все, ожидал, что его накормят. Но поезд через некоторое время трогался, а пищу не давали. Тогда неунывающий от невзгод Василий свесит ноги и скажет: «Что бог даёт, то всё к лучшему! Так, видимо, богу угодно!», потом заберётся в угол вагона и тихо ляжет. Подали пищу пленным лишь, когда поезд остановился в Варшаве. Похлёбка была скудна, но зато была горячая. Так их везли до Берлина около недели.
3,5 года семья Брылёвых находилась в плену, забыв вкус молока, яиц и мяса и работая с рассвета до заката на немецкого бауэра. Поселили семью Брылёвых в длинном одноэтажном бараке с решётками на окнах, где уже находилось несколько русских пленных. Рядом находился барак для польских пленных, предназначенных для работ на полях. В бараке стояли кровати и в холодное время топили камин. Чтобы пленные не умерли, им выдавали в неделю на каждого по одной корзине картофеля, буханке хлеба и пачке маргарина. Каждое утро поляк надзиратель уводил русских пленных в поле на работы, где следил за их работой, а вечером приводил их назад в барак. «Когда один поляк продёргивал в поле свёклу, - вспоминает Татьяна Филипповна, - он иногда пропускал и оставлял расти до 2-3 ростков, вместо одного. Надсмотрщик увидел, что работа выполняется не качественно, подошёл к поляку и сильно ударил его по лицу…». Были и другие случаи плохого обращения с пленными. Когда Татьяна с другими пленными шла в поле, то видела, как другой поляк беспрерывно работал тяпкой, не отдыхая и не смотря на проходивших людей. «Позднее мы узнали, - говорит Татьяна Филипповна, - что за невыполненную в срок работу управляющий лишал поляка обеда». Пленные работали без выходных. За время нахождения в плену не работали лишь на Новый год и на ряд церковных особо почитаемых немцами католических праздников.
В плену оказались отец и мать Брылевых, а также их дети: Татьяна, Екатерина с тремя детьми и Анатолий. Миша, сын Екатерины, работал в немецком поместье в кузнице. Ему было 12 лет; он помогал кузнецу ковать подковы для лошадей, остальные работали в поле.
Рядом с казармой русских пленных людей одна жила пожилая немецкая пара: старик со старухой. Они были очень внимательны к пленным. Во время церковных праздников немка угощала русских пирожками, иногда сообщала о событиях на немецко-советском фронте. Но это она делала тайно от дочки, которая поддерживала нацистов. Если дочка приезжала из города в гости, то старуха или старик, увидев возвращающихся с работ русских пленных людей, проходили мимо и не заводили, как обычно, разговоры.
«Мама не работала в поле, - рассказывает Татьяна Филипповна. – Она оставалась в бараке и готовила на всех пищу. Питание было скудным. На неделю выдавали на каждого человека одну корзину картофеля, пачку маргарина и буханку хлеба. Этого не хватало. Часто голодали. Приходилось украдкой приносить с поля в карманах морковь, свёклу, горох и другие овощи. Когда в саду созревали яблоки, их ночью набирали и приносили тайком в казарму. Один раз приезжали представители Международного Красного креста и передали нам одежду». Помещица жила в Берлине. Пленные видели её лишь один раз и то издалека, когда она приезжала в своё имение. Управляющим имения был немец; у него был заместитель из немцев. Они вели все дела помещицы и перед нею отчитывались.
Во время нахождения у немцев в плену у отца Татьяны сильно болела печень. «Как-то ему сказали отвезти молоко. – вспоминает Татьяна Филипповна. – Рано утром отец запряг лошадь в телегу, погрузил бидоны с молоком и поехал на сдаточный пункт. Вечером лошадь привезла телегу сама: отца не было в повозке. Мать обратилась к управляющему с просьбой: выяснить, почему нет отца… На следующий день выяснилось, что во время возвращения назад отцу стало плохо: он потерял сознание. Его подобрали и отвезли в больницу, где он потом пролежал около двух недель. Управляющий разрешил посетить больного отца маме и мне».
Вспоминает Татьяна Филипповна: «Как-то направили нас убирать территорию вокруг дома управляющего. Около дома гулял 8-летний немецкий мальчик, сын управляющего. Когда он нас увидел, то по-немецки сказал: «Ruβ muβ arbeiten, Deutsch bluβ zu kugel! (с нем. Русские должны работать, а немцы управлять!)».
Вспоминая прожитые годы в плену, Татьяна Филипповна приводит такой случай: « Как-то немцы пригнали для работы в поле 25 человек из русского лагеря, чтобы они собирали плоды гороха (бобы), их они называли «стручками». Русских пленных немцы охраняли с автоматами. Построив пленных перед полем, переводчик перевёл приказ немецкого офицера: «В поле вы должны собирать «стручки» гороха, а не есть их», а потом тихо от себя добавил: «Вы «стручки» собирайте в карманы так, чтобы вас не видели…». У одного пленного красноармейца карман был порван, а он этого не заметил. Из дырки его кармана горох вывалился на землю. Это заметил немец-охранник. Он подошёл к пленному и со всего размаха кулаком ударил того по лицу и по затылку. От удара пленный упал, но поднялся и с окровавленным лицом продолжил убирать горох. Вечером гражданских пленных раньше привели в казарму-барак, а пленные русские солдаты ещё работали в поле. Чтобы как-то помочь в еде соотечественникам, мы решили собрать всю имеющуюся у нас еду и разложить её на дороге, по которой будут вести назад военнопленных.. Потом мы из-за кустов наблюдали, как уставшие военнопленные подбирали разложенные кем-то на дороге кусочки хлеба и картофеля и тут же их съедали».
В 1944 году впервые пленные получили гуманитарную помощь от Международного Красного Креста: выдали одежду и продукты питания.
При приближении советских войск к границам Германии Смельчак и юморист Василий с другим парнем решили бежать из барака; они хотели перейти границу и попасть к своим. Но через несколько дней побега их отловили, сильно избили… Когда наши пришли, Василий тут же записался в Красную Армию. Дальнейшая его судьба не известна. Но с войны в свою деревню он не вернулся; видимо, погиб в последние дни войны.
В конце апреля 1945 года над нами, работавшими в поле, часто пролетали русские самолёты, которые летели бомбить расположения немецких войск. «Помню, вспоминает, - Татьяна Филипповна, - в начале мая поляк-надзиратель погнал всех сажать картофель. В небе летят на Берлин советские самолёты. Мама, как увидела их, так и присела на землю, воздав руки к небу и сказала: «Сталин, миленький, родной! Всё же не забыл нас! Пришёл, наконец, за нами!». В этот день надзиратель-поляк отпустил пленных людей без сопровождения.
Утром 5 мая ко всем немецким домам и к казармам пленных людей немцы подкатили фургоны для вывоза людей. Но они не стали собираться, а взяли матрацы и установили их боком вдоль стен в несколько слоёв, а сами спрятались за ними на случай попадания снаряда в дом. «Думали, - вспоминает Татьяна Филипповна, - что если снаряд попадёт в дом, то, может, матрацы каким-то образом спасут их от смерти. К вечеру мы вышли из казармы и увидели, что ни одного фургона в поместье не было. Видимо, немецкие семьи успели выехать из полосы предстоящего боя. Через некоторое время мимо наших казарм прошли русские войска. На следующий день многие немецкие семьи вернулись назад в свои дома».
Татьяна Филипповна вспоминает: «Помню, как в последние дни войны к нам в казарму забежал 17-летний немецкий юноша, его гражданская одежда была в крови. Он был ранен в руку, весь рукав рубашки был красным от крови. Он по-русски несколько раз повторил: «Доктор!...Доктор!...». Несколько русских женщин подошли к нему. Одна их них промыла ему рану, а другая – перевязала ему руку подручным материалом. Потом он ушёл».
К вечеру этого же дня в немецкое поместье пришли советские войска. С ними ушёл молодой русский парень Вася: мстить за всех погибших на войне.
В немецкой казарме бывшие пленные русские семьи жили до конца августа 1945 года. Они убирали с полей картофель, а в саду яблоки, но уже для советских войск. Перед отправкой домой в Советский Союз комиссия НКВД всех опрашивала. «В их глазах мы были предателями, пособниками врага, - вспоминает Татьяна Филипповна. - После проверки нас погрузили в товарные вагоны и отправили домой. Перед самой отправкой к нашей семье подошёл военный офицер и сказал, что дома всё разрушено. Сестра решила остаться в Кёнигсбергской области, а я уехала к себе на Орловщину, где устроилась на работу учителем в школе Моховского района. После войны переписывалась с сестрой. По её же вызову приехала в Раушен (1954) в связи с трагическим случаем в её семье, и так осталась здесь жить. Сначала работала учительницей в Сальской начальной школе. При этой школе и жила. Помнит не затронутую войной красивую церковь, которая использовалась как склад. Потом устроилась на работу воспитателем в костно-туберкулёзный санаторий пос. Отрадное, где проработала два года и жила в однокомнатной квартире. Здесь же познакомилась с демобилизованным офицером, привозившим продукты в столовую санатория, и позже вышла за него замуж. С 1956 по 1976 год работала учителем русского языка в Светлогорской 8-летней школе, где сначала директором был Позвонков Иван Васильевич, а потом – Макарова Зоя Марковна.
Сейчас Татьяна Филипповна Унишкова давно на заслуженном отдыхе. Несмотря на почтенный возраст, она помнит и прекрасно читает стихи Роберта Рождественского: «Здесь в зарослях лесных, где всё так сердцу мило, где чистым воздухом так сладостно дышать. Есть в травах и цветах целительная сила для всех, умеющих их тайну разгадать!».